Шабуров Ю.Н. Неужели Алёхина отравили?                          5 стр.

Неожиданная смерть гениального русского шахматиста Александра Александровича Алехина 24 марта 1946 года потрясла весь мир. Публикуемая статья Ю. Н. Шабурова, автора жизнеописания Алехина в серии ЖЗЛ, проливает неожиданный свет на обстоятельства его гибели…

Сообщения о смерти 53-летнего чемпиона мира по шахматам Александра Алехина (именно Алехина, а не Алёхина, как иногда говорят) в португальском городе Эшторил сопровождались в некоторых газетах фотоснимком, где Алехин сидит в кресле в номере отеля «Парк». Предполагаемая причина: паралич сердца. Однако во врачебном заключении причиной смерти называлась «асфиксия в результате закупорки дыхательных путей куском мяса», что якобы было подтверждено при вскрытии тела Алехина в медицинской школе Лиссабона. Но даже доктор Антонио Феррейра, участвовавший еще студентом в анатомировании тела Алехина, написал впоследствии Джорджу Колтановски: «Откуда я знаю, что он умер именно так?»

Более того, католический священник отказался от участия в погребении Алехина, так как на лице усопшего были следы, свидетельствующие о насильственной смерти. Этим, вероятно, и объясняется то, что захоронение Александра Алехина на кладбище Святого Иоанна близ Эшторила произошло лишь спустя три недели - 16 апреля 1946 года.

Внезапная смерть Алехина при неясных обстоятельствах вызвала немало догадок. Люди сомневались в правильности окончательного диагноза.

Ведь Алехин в тот период находился в состоянии душевного и физического подъема, готовился к предстоящему матчу на первенство мира с Михаилом Ботвинником. Впервые советский чемпион сделал такое предложение еще 27 ноября 1938 года по окончании в Амстердаме «АВРО-турнира». Он посетил тогда Алехина в Карлтон-отеле в сопровождении гроссмейстера Сало Флора и быстро договорился о поединке в Москве. Но Вторая мировая война помешала этому.

И вот спустя восемь лет, 8 марта 1946 года, Алехину вручили телеграмму английского шахматного деятеля Дербишера, уведомлявшего его о вызове Ботвинником на матч. Ответная телеграмма с согласием играть ушла в тот же день. Затем Алехина пригласили в английское посольство в Лиссабоне и передали письмо, где говорилось: «Я сожалею, что война помешала нашему матчу в 1939 году. Я вновь вызываю Вас на матч за мировое первенство. Если Вы согласны, я жду Вашего ответа, в котором прошу Вас указать Ваше мнение о времени и месте матча. 4 февраля 1946 года.» - Михаил Ботвинник.

Переговоры о матче принимали конкретный характер. Своим представителем для окончательного согласования условий, времени и места проведения матча Алехин назвал редактора журнала «Бритиш чесс Мэгэзин» Дю-Монта. Уже была достигнута договоренность, что матч состоится в Лондоне, ждали решения исполнительного комитета Международной шахматной федерации (ФИДЕ).

Алехин надеялся, что встреча с Ботвинником поможет ему вернуться на Родину. Он с усердием готовился к матчу. По словам его португальского друга Франциско Люпи, Алехин «хотел удивить мир своей игрой». Особенно много времени он уделяп тогда дебютной подготовке. Ему хотелось завлечь Ботвинника в открытые позиции, где большое значение приобретают импровизация и тактика. Он искал и находил новые продолжения в испанской партии, во французской защите и защите Каро-Канн. Об этом Алехин говорил при встречах с Люпи. В те мартовские дни они завершали совместную работу по комментированию партий турнира в Гастингсе.

А в это время у шахматных специалистов СССР не было уверенности в благоприятном исходе матча для Ботвинника. Многие шахматные мастера говорили, что «Ботвинник слаб и во всех случаях проиграет Алехину»; другие считали, что советский шахматист не должен играть с Алехиным, учитывая его политическую репутацию.

Непримиримую оппозицию по отношению к матчу занимали недавний председатель Всесоюзной шахматной секции, полковник НКВД, один из руководителей этого всесильного наркомата Борис Самуилович Вайнштейн и генерал-лейтенант, управляющий делами НКВД Степан Соломонович Мамулов. «Матч Ботвинника с Алехиным не должен состояться», - заявляли они, кипя ненавистью к Александру Алехину. (Странное совпадение – оба евреи… - Т.В.)

Поразительно, но даже много лет спустя престарелый Борис Вайнштейн в интервью, опубликованном в № 8-9 журнала «Шахматный вестник» за 1993 год, так и не избавился от этой злобы. Он вновь говорил о совместном со Степаном Мамуловым стремлении не допустить проведения матча Ботвинника с Алехиным в 1946 году.(!) При этом Вайнштейн вспоминал, как на заседании Всесоюзной шахматной секции он спросил Ботвинника: «Михаил Моисеевич, я человек беспартийный (вступил в партию несколько позже. — Ю. Ш.), но вы-то коммунист, и мы с вами оба евреи по национальности. И я не понимаю, как вы будете пожимать руку, которая по локоть в крови коммунистов и евреев?» Чудовищно, как это голословное заявление годами исторгал Борис Вайнштейн! Ведь всем известно, что Алехин никогда не участвовал в репрессиях против коммунистов и евреев, был далек от политики. Его жизнь целиком принадлежала шахматам. Однако Борис Вайнштейн и в 1993 году утверждал: матч Ботвинника с Алехиным не должен был состояться ни при каких обстоятельствах.

Дабы преодолеть противодействие соратников Лаврентия Берии, Михаил Ботвинник написал заявление в ЦК ВКП(б), на что вскоре последовало положительное решение правительства.

В адрес Ботвинника пришло письмо из Англии от Дербишера, президента Британской шахматной федерации, где он сообщал: в принципе англичане готовы провести матч, который он предлагает начать в августе 1946 года в Ноттингеме.

Казалось бы, все складывалось именно так, как того хотел Ботвинник, детально продумавший все стороны подготовки к предстоящему поединку. Однако, как показало изучение фонда Комитета по физкультуре и спорту при Совмине СССР в Государственном архиве России, Михаила Ботвинника, готовившегося к этому матчу с 1938 года, вдруг охватило сомнение. Сумеет ли он одолеть чемпиона мира?

Эта неуверенность в исходе матча нашла отражение в «Проекте плана подготовки М. М. Ботвинника к матчу с Алехиным». В нём рассматривалось два варианта начала матча — с 12 августа 1946 года и с 3 февраля 1947 года. Первый вариант признавался крайне невыгодным, ибо у Ботвинника якобы оставалось мало времени для подготовки.

В том и другом варианте говорилось о необходимости проведения закрытого, то есть без публикации сыгранных на нём партий, матча из 20 партий с Кересом, на что тот, тоже претендент, но с большими правами, вряд ли согласился бы без давления властей. Определялась также аналитическая и спортивная работа с гроссмейстером Вячеславом Рагозиным, многолетним тренером Ботвинника по особой программе.

Во втором варианте ставился вопрос о привлечении в помощь Ботвиннику еще пяти специалистов: мастера и шахматного организатора Якова Рохлина, мастера, а в будущем тренера Ботвинника в двух матчах на первенство мира Г. Гольдберга, тогдашнего председателя Всесоюзной шахматной секции, и редактора журнала «Шахматы в СССР» В. Германа, шахматного историка, переводчика Н. Грекова, исследователя эндшпиля, знатока шахматной литературы И. Майзелиса. Таким образом, Ботвинник осуществил свою идею, задуманную ещё в годы войны, о создании неофициального комитета по подготовке к матчу с Алехиным. Он собирался опираться на целую команду специалистов, как и Эйве в 1935 году. Это, конечно, не был бы рыцарский поединок один на один, как предполагал Алехин.

Для своей подготовки к матчу с Алехиным Ботвинник требовал создания ему оптимальных условий: предоставления полугодового отпуска по месту работы, ежемесячной материальной помощи, нахождения его вместе с группой привлекаемых специалистов и семьей в доме отдыха «Сосны» и в санатории, прикрепления автомашины и увеличения продовольственного пайка. Ставился вопрос о предоставлении ему и Рагозину новых  квартир, о прикреплении к Лечсанупру Кремля, об обеспечении промтоварным снабжением и полной экипировке для поездки в Англию (!).

В «проекте плана» все это настолько детально, педантично излагается, что авторство Ботвинника не подлежит сомнению. Он готовился к матчу с Алехиным очень обстоятельно и хотел заручиться максимальной поддержкой не только со стороны шахматных специалистов, но и со стороны властей.

У Алехина таких возможностей, разумеется, не было. Он мог рассчитывать только на себя.

Когда думаешь о причине столь внезапной кончины Александра Алехина, настораживают две фразы из книги Михаила Ботвинника «У цели», вышедшей в 1997 году: «Не помню, успели ли мы отправить мой ответ в Англию по поводу срока начала матча. (Странная забывчивость в деле, которое Ботвинник считал главной своей целью. Впрочем, ситуация к тому времени воспринималась, вероятно, Ботвинником иначе, ибо он уже предполагал, что матч не состоится и проблема будет решена другим путем. - Ю. Ш.) В воскресенье, 24 марта 1946 года, позвонил Подцероб (Борис Федорович, начальник Секретариата Наркоминдела СССР, друг Ботвинника. — Ю. Ш.): «Страшная новость. Три часа назад неожиданно умер Алехин». (Любопытно, по каким каналам Подцероб столь оперативно получил эту информацию? Может быть, по шифровке НКВД? - Ю. Ш.)
Проигнорировать появившиеся в то время версии по поводу обстоятельств смерти Александра Алехина нельзя. Тем более недавно появилась одна зацепка, способная потянуть весь клубок предположений. Выяснилось, что ныне в Париже живет 87-летний человек, чья юность прошла в Эшториле. В беседе с известным русским гроссмейстером он сказал, что в годы Второй мировой войны его отец, крупный нефтяной предприниматель, эмигрировал из Румынии в Португалию. Семья осела в Эшториле. Юноша тогда проявлял интерес к шахматной игре и брал частные уроки у Алехина.

Однажды поздно вечером ему домой позвонил полицейский и сказал, что его номер телефона он нашёл в записной книжке человека, скончавшегося на улице. Полицейский предположил, что умерший - это чемпион мира по шахматам Александр Алехин, и просил срочно приехать для опознания.

Юноша тут же отправился на место происшествия и с ужасом убедился: лежащий на тротуаре без признаков жизни человек - Алехин.

Что было в дальнейшем с покойным, он не знает. Но, как мы видим, труп Алехина не был отправлен в морг, полицейские по указанию каких-то влиятельных лиц перенесли его в номер отеля, где и была устроена инсценировка. С какой целью и в чьих интересах?

В поисках ответа иначе воспринимаешь версию об отравлении Алехина в ресторане, где он в тот злополучный вечер ужинал.
Говорят, что несколько лет назад в Эшториле скончался один из бывших официантов того ресторана. Перед тем как испустить последний вздох, он признался окружающим родственникам, что давно терзается своей виной — отравлением в марте 1946 года Алехина. Он подсыпал ему яд в еду по приказу двух не известных официанту лиц, одетых в штатское и говоривших с акцентом. Они вручили ему вместе с ядом крупную сумму денег. Официант не устоял и выполнил приказ. А когда вернулся к тем людям, они ему дали еще денег и пригрозили, чтобы он никому не говорил о содеянном. После этого неизвестные удалились, и официант никогда их больше не видел.

Если допустить мысль, что так оно и было в действительности, то становится понятно, почему Алехин, возвращаясь в отель, внезапно скончался на улице.

Но кто осуществил это злодейство, использовав малодушие и алчность официанта, а затем влияние на полицейских? Кто стоял за ними, чей заказ они выполняли?

Как бы то ни было, с того дня путь Михаила Ботвинника к заветной цели - завоеванию звания чемпиона мира - значительно облегчился. Невольно припоминается расхожая ныне фраза: «Нет человека, нет проблем».

Весной 1956 года по решению ФИДЕ саркофаг с телом Александра Алехина был доставлен морем из Лиссабона в Руан, а оттуда автомобилем в Париж. Его установили в нише склепа, сооруженного под памятником на кладбище Монпарнас.

Открытие памятника состоялось 25 марта 1956 года при большом стечении публики. Глазам ее представился прекрасный монумент. Подножие из шведского полированного красного гранита выполнено в виде шахматной доски, а черный обелиск из такого же гранита венчает светлая плита из каррарского мрамора с барельефом Алехина.

В церемонии открытия памятника приняли участие президент ФИДЕ Фольке Рогард, члены комиссии по созданию памятника, сын Алехина, посол СССР во Франции, представители ЮНЕСКО, делегации многих шахматных организаций. В состав советской делегации входили: чемпионка мира Елизавета Быкова, будущие чемпионы мира Василий Смыслов, Тигран Петросян, Борис Спасский, гроссмейстеры Пауль Керес, Давид Бронштейн, Ефим Геллер и мастер Лев Абрамов. Не было среди них лишь чемпиона мира Михаила Ботвинника, который, ограничился телеграммой, согласованной с заместителем председателя Комитета по физкультуре и спорту при Совете Министров СССР Д. Постниковым:

«Берман. Руан. Франция.

Дорогой господин Берман - связи занятостью по работе сожалею - конце марта лишён возможности прибыть Париж.

Присоединяюсь многочисленным любителям шахмат всего мира чтобы вместе помянуть добрым словом человека немало потрудившегося шахматной ниве заставившего своих современников по-новому оценить красоту шахмат - Привет - Ботвинник».

Мотивы, побудившие Ботвинника воздержаться от участия в открытии памятника Алехину, вероятно, все-таки были иными. Дело не в занятости по работе - прервать её на два дня всегда можно было. Этот поступок вызывает немало размышлений.

С того дня на кладбище Монпарнас к памятнику Александру Алехину - лучшему шахматисту XX века - приходили тысячи почитателей его непревзойденного таланта. Возлагая цветы, они вспоминали облик гения шахмат не только России и Франции, а всего мира, оставившего грядущим поколениям великое творческое наследие: партии и комментарии к ним, книги и статьи.